На днях, 24 мая, Бродскому исполнилось бы 70 лет. Я очень остро помню известие о его смерти 28 января 1996 года. Моя первая зима в Вене на "постоянке" (самый первый приезд был в январе-феврале 1994), холодный январский день, и ученик, кому тогда преподавал русский язык, сообщает об уходе поэта.
До того я слышал уже, что Бродский был (или даже бывал) в Вене. Надеялся и я его здесь когда-нибудь встретить. А вместо этого — известие о смерти в холодный январский день и ощущение личной утраты. Ещё одна невстреча.
С Бродского я, кажется, по-настоящему полюбил русскую поэзию, да и вообще всякую. Поэзию вообще. И в этом — самое главное значение Бродского для моей жизни. По-настоящему прочёл его в 1992 году. От него, уже назад по временной оси, по-новому открыл и Пушкина, и других классиков, кого положено было любить ещё в школе. В школе по-настоящему любил только Достоевского, да пожалуй, ещё несколько — Цветаеву. Видимо, сродство к перетяжке эмоциональных струн сказалось.
Именно с Бродского начал по-настоящему задумываться о русской речи и вообще о родине, которая только в языке. Может быть потому, что жил в это время (1992) в Латвии, а потом в Литве. И потому, что постоянно в жизни отбивался от упрёков в недостатке какого-то патриотизма. А после, с Бродским, понял, что родинa человека в его языке, и успокоился. Даже если таких языков несколько. Значит, столько же и родин. Вот так и рассудил.
Стихи Бродского предпочтительно читывал в Австрии с теми из своих венских учеников, кто прилично знал по-русски, а позже — с одним русским учеником. После этих экзерсисов на некоторое время настолько проникался их ритмом, что начинал и по-русски, и по-немецки в этом ритме думать и даже сочинять, что в те уже далёкие времена доставляло определённое утешение.
Не могу представить себе Бродского, преподающего русскую литературу в немецкоязычном университете. Так и видишь почти пустую аудиторию, а на задних партах — двух-трёх приблудных студентов, недоумевающих, о чём это им толкует странный русский дядька, и сетующих на пугающую несистематичность (впомнился Аверинцев в Вене. Но С. С. был хотя бы почтенным академическим профессором — не чета Бродскому, которого, к слову сказать, Сергей Сергеевич подловил на каких-то богословско-исторических несообразностях и речевых ошибках. Кажется, "ты" или "вы суть", вместо "ты еси" или "вы есте").