Швейцарцы, в лице своих красно-зелёных либералов официально отменившие недавно наименование "мать" и "отец", подали красноречивый пример остальной Европе, услужливо показав, где покупается мыло и добротная верёвка, а также как правильно выбивать табуретку из-под ног. Итак, виват, Европа! Идущие на смерть приветствуют тебя!
Желающие почитать мои грустные соображения по данному поводу могут сделать это либо здесь, либо ниже, под катом.


Изо дня в день, из года в год крепнет во мне убеждение, что красная идеология, подобно злокачественным метастазам распространившаяся по дряхлеющему организму некогдашней "доброй старой" Европы, подобна описанной мрачным гением Эдгара По "маске Красной Смерти". Только, похоже, метастазы эти — не сравнительно медленно растущие раковые, а гораздо быстрее убивающая свою жертву зловещая поросль саркомы.

Что это я так взволновался, спросите? Ответ — на днях узнал о серьёзно обсуждающемся в Совете Европы предложении, т. н. рекомендации, но — обязательной к исполнению. Речь идёт не больше не меньше как о наступающей принудительной отмене в границах Евросоюза в официальной устной и письменной речи (сначала чиновников, а потом, пожалуй и остальное население туда же подтянется) таких слов, как "мать" и "отец", с заменой их на "недискриминирующее" по полоролевому признаку слово "родитель"...

Такое предложение поступило от левой соци-"политички" из швейцарского Берна. И это не просто частное мнение какой-то истерички или профессиональной феминистки, не знающей, чем ей заняться в свободное от партийных заседаний время (вот уж действительно "прозаседавшиеся"! Как тут не вспомнить Маяковского...). Уже, кажется, если верить немецкоязычным электронным СМИ и сообщениям в русскоязычной блогосфере, существует некий закон или указ, заменяющий в официальных документах слова "отец" (der Vater) и "мать" (die Mutter) на безличное, среднего родa "das Elter", помимо всего прочего в немецком языке до сих, воистину "последних", времён ни в каком виде не существовавшее.

Бывший дотоле склизко-ползучим — "маразм крепчает" день ото дня, захватывая новые плацдармы. Такие, в общем, неплохие в своей основе вещи, как "права человека", превращающиеся постепенно в модную религию либеральной Европы, забывшей о своих христианских корнях, религию, — граничащую с идеологией, ассимптотически стремящейся к полному идиотизму, — порождают в своём сне разума чудовищ не только бесплотного духа, но даже уже (да простит меня деликатный читатель!) — кургузых выбл*дков конкретной, овеществлённой речи.

Нынешние европейские красные хулиганы в неисчислимом множестве порождают этих языковых монстров, с пикантной, зелёной сырной тухлецой клонированные продукты глубоко больной фантазии и убогого, куцего разума, числом своим подобныx неимоверному приплоду тараканов или назойливо кусачей болотной мошки. Достаточно вспомнить, вероятно, вряд ли хорошо знакомое русскому читателю, не живущему в в реалиях немецкоязычной среды, особо изобретённое написание (раздельно-слитное, с уродливой заглавной буквой посередине слова) многих слов, прежде писавшихся безо всяких выкрутасов: как например LehrerInnen, PolitikerInnen и подобных (что по-русски условно можно было бы передать как "учителЯ/Ьницы", "политиКи/Чки"...), а также появлениe у многих повседневных слов, исконно грамматически обладающих мужским или средним родом, женских искусственных слепков, вроде "Mitgliederinnen" — "членши" (сам видел в венской газете Kronenzeitung!), хотя немецкое слово "член", Mitglied, грамматически среднего рода, или Vorständin (sic!), — хотя слово "председатель", как и его корень Stand (имеющий много значений) — грамматически мужского рода.

В том же Берне, который мне в своё время так понравился своей патриархальной тишиной и уютом, "пешеходная зона" (Fußgängerzone), если верить сообщениям СМИ, уже переименована вo Flaniezone (дословно "зона для фланирования"), ибо в несчастном слове "пешеход" якобы исключены фемины-"пешеходши". Происходят и другие переименования обычных бытовых, всем знакомых с детства понятий, и тем самым конструируется агрессивный новояз, совсем в духе Оруэлла, переворачивающий мир с ног на голову, согласно языковому коду которого "мир — это война", а "любовь — это ненависть".

Я хорошо помню в свою бытность гимназическим учителем в Вене, в системе, насквозь пронизанной красной идеологией, бешенство некоторых училок, когда кто-то из коллег (пардон, "коллег и колежанок", как ныне принято выражаться в этой затхлой среде социального конформизма) по привычке произносил традиционное, включающее в себя по умолчанию оба грамматических и природных рода, "ученики" — вместо положенных: "ученицы и ученики", и "учителя" — вместо: "учительницы и учителя". Попадало и мне не единожды на орехи, а бесплодно спорить, указывая на "традицинно принятые языковые конвенции", не всегда доставало сил. Да и слово "традиция" выводило "феминисток и феминистов" из себя, заставляя смешно бесноваться. Смешно, только если ты не работаешь в той системе и не зависишь от прихоти её "гражданок начальниц и граждан начальничков", поборников и поборниц прав освобождённого от скучных прежних условностей Человека, который бренчит — гордо.

И вот, наконец, "начальницы и начальники" добрались до истоков — до родителей, до матери с отцом. Приведённый некогда в одной из статей С. С. Аверинцевым лозунг-кричалка новоевропейских либералов: "Запрещено запрещать" (вошедший в употребление, кажется, во времена "сексуальной революции" 1960-х), потерял характер оксюморона, целиком превратившись в один сплошной запрет (запрещено всё то, что не разрешено) — предвкушение грядущего тоталитаризма, какой и Адольфу Алоизовичу с усатым "Дядей Джо" не мог присниться.

Либерализм, такой вкрадчиво-мягкий, деликатный на первых порах, оборачивается довольно скоро мрачной, какой-то даже адской стороной новой оруэлловской фермы животных, где несчастным насельникам разрешено только производить, потреблять и — подыхать. Скоро уже и не размножаться, а тем более не "любить". Любовь — тоже опасное словечко. Она малоконтролируема в своей инстинсктивной ипостаси, а в образе, например, евангельском, отдаёт обречённой на убиение Традицией, красным платом для быков и бычиц новоевропейского социализма, так на словах ратующего за "права человека" и за прекращение "дискриминации по гендерному признаку".

Но, как хорошо известно из того же объявленного несовременным, выжившим из ума, Евангелия, "свято место пусто не бывает". Вместо изгнанного Люцифером Вельзевула на место "повелителя навоза" заступает на боевое дежурство новый Легион бесов, горший квартировавшей здесь до того Орды демонов.

Среднестатистический европейский обыватель, живущий "один лишь раз" и научившийся с придурковатой улыбкой впавшего в младенчество престарелого маразматика брать от жизни всё, до чего только возможет дотянуться сухонькой, но загребущей лапкой, оставив "старые сказки про Бога попам", всё более приближается к идеальному "гению-потребителю", сиречь кадавру, созданному, по профетическому прозрению братьев Стругацких, в Научно-Исследовательском Институте Чародейства и Волшебства (НИИ ЧАВО) магической техникой хитрого "демагога-халтурщика", неопрятного профессора Выбегалло.

Привидевшаяся мне при известии об "отмене" Отца и Матери картина мрачна и тяжела. Ведь оборотной стороной новоевропейского либерализма в кроваво-багровых тонах, вместе сo слоганом "прав для всех без исключения", является защита прав пришлецов по преимуществу, нередко ни во что не ставящих выстраданный прежней Европой, уходящей, увы, в грустное небытиё, идеал секулярного общества, где с равным уважением относятся ко всем религиям, и где его член (a, вероятно, также и "членша") не зависит от преимущественного гнёта какой бы то ни было касты жрецов.

И вот уже лозунг "прав человека", в том числе права на свободу от дискриминации по признаку пола и религиозной принадлежности, оборачивается нарастающим бесправием, усугубляемым насаждаемой речевой немотой "потребительствующего населения", в которое превращаются некогда бывшие дееспособными, самостоятельными (mündig, по замечательному выражению Канта) европейцы. Однако рекомый противобег, энантиодромия, — закон неминуемого духовного развития, — вершит своё.

Отдельные районы крупных городов Европейских стран и даже целые их регионы, говорящие в большинстве своего населения уже преимущественно (ближне)восточными наречиями, жёстко подсевшие на европейскую "социалку" и совершенно откровенно мечтающие "поиметь глупых неверных-кяфиров", являют собой мрачное будущее некогда христианской Европы, именно из-за христианства ставшей той Европой, которую мы знаем, хорошей ли, или плохой, с теми самыми правами человека, главное из которых — это, пожалуй, его свобода.

Нет, не бомбы террористов, за права которых так ратуют многие профессиональные (особенно западные) правозащитники, целью своей положившие беспрестанную "борьбу", довершат приход этого жилы холодящего образа будущего. Как было написано на одной интернетовской карикатуре: "У нас нет денег на взрывчатку. Пожалуйста, взорвите себя сами". Вот европеец всё сам аккуратненько и сделает — отточит востренький ножик, да ещё и сам вложит его в руки довольного этим убийцы. Ведь у душегубца тоже имеются "неотъемлемые права человека"...

Вслед за отменой отечества и материнства, вероятно, будут объявлены "экстремистскими" и именование Бога Отцом, а Девы Марии — Матерью Божией. Нумерически единого Аллаха, Kоторый гораздо понятнее странного Троичного Бога этих набивших оскомину христиан, видимо, оставят, не решаясь оскорблять религиозные чувства его готовых за себя постоять последователей, новых будущих граждан-хозяев "Объединённых Эмиратов Урубы".

Что ж, выродившаяся свобода Европы, дошедшая до того, чтоб отменить основу жизни, — мать и отца, должна будет совершить последний логический шаг, как то сделал Кирилов в "Бесах" Достоевского. Шаг этот — самоубийство. И нога для этого шага уже на подъёме...

Когда наступают сумерки просвещения и агония разума, вновь воцаряется варварство. Когда замирает свободная вера, вспыхивет изуверство...