Василий Васильевич Розанов, великолепный стилист, кусачий как оса (когда считал то нужным), весь сотканный из противоречий, которые ему не прощали идейно настроенные современники, ожидающие от живого человека "последовательности" добротно смазанного механизма, писал иногда о Востоке. Он вообще много о чём и много чего писал, — как всякий человек, вынужденный зарабатывать литературной "подёнщиной" на жизнь. Писал, понятное дело, давно, но зато — как злободневно звучит его голос сегодня! И хотя он, по-видимому, мало что понимал в множественности и неоднозначности подлинного "Востока" (как и большинство обывателей: тогдашних ли, или нынешних), однако ж настроения, какие-то смутные общие "вибрации" улавливал чутко, с живостию откликаясь на сообщения газетчиков.


"На Востоке тревожно... Жуткое чувство пробегает по спине, когда читаешь телеграммы. Группы христиан то там, то здесь — захватываются, стерегутся. Увидят ли они своих милых, дорогих в Европе? Вернутся ли к нам? Жутко. Страшно. Дома миссий с яростью жгутся, разграбляются. Мы в обычных суждениях не принимаем внимания Востока во всём его ужасе, во всей его особливой, характерной ярости. Они не могут с нами бороться, они бессильны... Сохрани Бог там европейцев. Пусть спешат военные отряды, ибо, когда нужно спасать, нечего думать, как и кому спасать.

Знаем ли мы Восток? Едва ли больше, чем Восток знает нас. Европа и Азия слишком несоизмеримы. Они смотрят друг на друга, удивляются, но дальше внешней удивлённости проницание друг в друга не идёт. Могут ли они любить друг друга? Едва ли. Всё слишком несоизмеримо. ИЗвестно, что наши философы прилежно занимаются буддизмом, но... какие же они буддисты?! В Париже курьёзные барыни или господа устроили даже буддийскую моленную... Очевидно, это всё суть курьёзы европейской жизни, капризы европейского воображения...

Вообще, в России в меру её близости к Востоку, в меру того, каков есть уже начинающийся Восток — есть и в характере восточное. Мы и дики. Мы и капризны. И мудры. И бесконечно нечистоплотны — отчасти в буквальном, а главное — в переносном смысле."
[Из главы "Восток", что в книге "Во дворе язычников"]

В Розанове каждое последующее его высказывание, как кажется, опровергает предыдущее. Напрасно будут ожидать от него любители сухой логики с её формализмами, систематики идей любого толка — "последовательности", а также "цельного мировоззрения". Последнего нет у него вовсе. Имеются чувства, разворачивающиеся наслоениями метафор, подобными луковичным шкуркам, текучие "флюксии", — как он их сам именует.

Отсюда же его истовая юдофилия, ожидательно заканчивающаяся антиеврейством. Здесь именно — удивительное проникновение в глубинную суть Востока (нечаянно принимая, что он "истинносущно бытийствует"), при почти полном фактическом невежестве в востоковедных науках. Но Розанов был человеком сугубо наблюдательным, а из того, что удалось подсмотреть ("персияшка... с рыжей крашеной бородой", "китаянка" с изуродованными ногами; "танцы должны обдумывать философы, а не балетоманы..."), часто делал верные обобщающие выводы.