О величии и боли в коленках

Когда речь заходит о разных народах, традиционно предъявляющих друг другу исторически и культурно обусловленные претензии, корни которых — в седой древности веков или даже тысячелетий, почти наверняка разговор пойдёт и об обширных размерах или, наоборот, малости тех или иных общностей. В случае, например, России, тут будет и геополитически сложившаяся протяжённость страны (какую там часть суши она занимает? ныне вроде бы поменьше, чем ещё недавно; для многих это "крупнейшая геополитическая катастрофа", ну а для других — величайшее счастье, давно чаемое благо: всё зависит от точки зрения и от того, ДЛЯ кого), и численность, и исторические завоевания Российской Империи, и много чего. И вечно будет это "величие", которого, может, и след давно простыл, но более малым своим соседям оно всё норовит напомнить о своём былом блеске. Но что же это за "блеск", если разобраться? Хочется изложить хотя бы для самого себя, тезисно: Исторически: "величие" сводилось к огромным размерам сложившихся Империй, к безудержному поглощению иноязычных и инокультурных соседей, перевариванию их и превращению в себя. То есть — агрессия, вкупе с оптимальным использованием современных (на соответствующее время) технических достижений. Символом этого "величества" может служить фраза, с готовностию перенятая современной массовой психологией, формировавшейся во многом как клон ГУЛага, с лагерной же системой ценностей и иерархии: "Боятся — значит уважают!" Отсюда и все эти знаменитые "мочения в сортирах", "подвешивания на крюках" и "обрезания, чтоб ничего не выросло". Симптом, причём весьма характерный. Фактор биологический, природный: огромный прирост населения некогда, его, по Л. Н. Гумилёву, "пассионарность", и, соответствующим образом, Drang, стремление к экспансии; не забывать и о том, что ради "величий" Империи и её "сливок" целые народы переселялись, тасовались, словно карты в колоде. Что само по себе, говоря психологически, всё та же агрессия, не более того. Знаменитое русское "всеединство" или все эти "космизмы", выразившиеся в 19 веке, например, в расцвете востоковедных наук (кроме всего прочего), были исконно вызваны теми же имперскими интересами: лучше познать "малых братьев" с их культурами, чтобы лучше ими управлять, манипулировать и, в конечном счёте, русифицировать (мы говорил в основном о России). Но и в случае великих европейских Империй было совершенно то же самое. Ныне былого прироста населения нет, возрастает численность иных народов, а бывшие "великаны" постепенно становятся немощными стариками с дрожащими, подгибающимися коленками. Но всё норовят нередко сухонькой ножкой пнуть тех, кто ещё меньше их и слабее. Для парочки миллионов прибалтов численность русского населения, в сравнении, и впрямь огромна. Но, сравнив 140 миллионов русских с китайцами или с численностью индийцев, придёшь к выводу: всё познётся в сравнении! Можно позлорадствовать, можно посетовать (тоже зависит от точек зрения), но — "такова селяви, как говорят у них" (у нас, то есть). Механизм компенсаторный: когда величия давненько нет, а имеется лишь недоверие соседей, недавних подданных, их страх перед непредсказуемым режимом, былое раздутое самосознание напоминает свежесохранившимся презрением к "малым сим" (хотя народы и языки, насчитывающие более 1 миллиона говорящих на нём, уже считаются большими языками). Житель бывшей культурной метрополии, пусть даже и живущий невесть где, но считающий себя носителем утончённой русской культуры, ведь и до сих пор будет им, "этим возомнившим о себе невесть что нацменам", советовать "быть поскромнее": ну как же, нет ни Сколкова, ни других "баблопильных" мегапроектов, ни рушащихся в океан спутников или танцующей рок-н-ролл "Булавы", а одни хутора да килька, или там сыр с молоком. Фигурально выражаясь, конечно... Как тут не вспомнитъ бессмертное довженковское: "А если не будут брать, отключим газ!" Можно припомнить и "великую" политику а ля Онищенко — недопущения в пределы Государства Российского прибалтийских молочных продуктов, или грузинского "Боржоми", и тому подобных акций, несомненно, свидетельствующих об истинном величии Державы. Взывание к культуре: у прибалтов, например, или у иных "народцев", понимаете, нет "Евгения Онегина" или иных прочих "Дон Кихотов". Но заметить здесь следует простую вещь: если я о некоей культуре ничегошеньки не знаю, ещё не означает, что там нет своих, неведомых мне, достижений. Своё малое завсегда лучше, чем чужое большое — всякому разумному человеку так подскажет и здравый рассудок, да и сердечное чувство. Наше русское поминание при каждом удобном случае Пушкина выглядит не всегда оправданным: любому русскому имя его,конечно, о чём-нибудь да скажет. Но вот в других культурах, даже и среди людей действительно сверхобразованных, Пушкина едва знают. В мире знают Толстого и Достоевского, но не Пушкина! А самый что ни на есть образованный русский интеллектуал едва ли будет знать имя великого индийского классика Калидасы, творившего веке в 5-м от Р. Х. на санскрите... И в то же время действительно образованный русский, скорее всего, будет знать имя латышского поэта Райниса, даже никогда не бывав в Латвии. Так что культурная известность, численность народонаселения народов и "народцев" и величие имён — штука тоже ещё какая относительная! О "величии" культурных достижений будут скорее всего говорить, и тем громче и надсаднее, люди, сами и близко подобного вклада в родную культуру не внесшие (подобно Данте, или Сервантесу, или полуарапу Александру Сергеевичу), будучи, в самом лучшем случае, консументами, простыми потребителями чужих культурных достижений. С тем большей лёгкостью и самонадеянностью они готовы позабыть о своём скромном "я", растворив его в море отождествления с коллективом, сполна отыгрываясь на других за сомнительную собственную творческую состоятельность. Похожим образом советский обыватель с готовностью говорит об окраинных республиках, с негодованием обращаясь к своим гипотетическим слушателям: "Мы вас, дескать, кормим". Такое вряд ли произнесёт реальный хлебороб или пахарь. Увы, настоящих, традиционных крестьян и не осталось — "великий" Джугашвили позаботился, чтоб крестьянство удобрило мясом и костями своих тел "бескрайние просторы", которые ныне даже и не бороздит уже никто и ничто, — не до того... Остались колхозники, да и те... Ах, не будем опять про водку… Обычно такое (про кормление) говорят люди, сетующие о развале геополитического и идеологического монстра, именовавшегося Советским Союзом, но сами протирающие штаны где-нибудь по канцеляриям, и ничегошеньки из цивилизационных естественных благ не производящие, кроме разве тонн никчёмных бумажек и нескольких предсказуемых, неоригинальных мыслей. Ещё одна характеристическая черта нынешнего "советского человека", в целости сохранившего свой советский костяк [как я на опыте некогда для себя открыл, "совок" — это понятие метафизическое, в своей вечной онтологичности встречающееся где угодно в прeходящем мире, где господствует или подспудно влияет красная идеология; этим бывают заражены и церковные общины]: демонстративнoe отсутствие милости, сочувствия к малым, к угнетённым, к тем, кому действительно плохо. Это прекрасно описывает формула: "Москва слезам не верит". Мне довелось недавно беседовать с одним молодым, но в мыслях, видимо, вполне советским человеком. Речь шла о бомжах и об искорке сочувствия к этим опустившимся людям. Сочувствие (в моём понимании, по крайней мере) не значит, что тебе вдруг будет нравиться их запах, или что ты щедрой рукой постоянно будешь подавать им на вино или водку... Дело в другом — в интуитивном сострадании, в осознании того, что и тебя это может коснуться и сломать. "Впасть в руки Бога живого", — это страшно... Но мой собеседник был непреклонен — с ним такого ни при каких обстоятельствах не может случиться! Ну, в добрый путь! — сказал я, — поживём, увидим... Так ведь и народная русская мудрость предостерегает: "Не зарекайся от тюрьмы дa от сумы!" Любящие порассуждать о "величии" царской России или большевицкого Советского Союза забывают, какой ценой это величие идолища государства досталось: смертями миллионов, переселением и уничтожением целых народов, лагерями смерти, ужасающей несвободой мысли, ничтожеством жизни индивидуума. Величие как синоним беспросветного страха, причём не только для внешних, но и для своих. СССР в совершенстве воплотил известный принцип: "Бей своих, чтобы чужие боялись!" Как недавно заметил Владимир Константинович Буковский (воистину, один из великих наших современников! — склоняю голову перед свидетельством подвига его жизни, имевшего, правда, вполне секулярный характер, безо всякой религии): „Помимо прочих многократно описанных недугов Россия страдает болезнью Альцгеймера, причем страдают ею практически все слои населения, включая и правящую верхушку. Это действительно какой-то "День сурка" в масштабах всей страны… Но опять есть большой концлагерь, есть кум, с которым приличному человеку нельзя сотрудничать ни в какой форме. И это надо помнить. Эту власть надо окружить санитарным кордоном несоучастия, непризнания. Пора нам вспомнить лагерную мудрость, выработанную многими поколениями зеков: не бойся, не надейся, не проси“. Лишь вырвавшись из кошмарной сансары (Круговерти) советской дурной бесконечности в своём сознании, можно будет попытаться забыть все эти "величия", замешанные на крови и страданиях людей, и попытаться, с нуля, жить нормально (не подданными самозванных деспотов, но гражданами), не обижая и не притесняя тех, кто меньше тебя и слабее. Только вот есть ли ещё шанс — попытаться хотя бы робко осуществлять давно и большинством же самих христиан позабытый идеал "Великого в малом"? Нынешнее "вставание с колен" — ёмкий символ вечно возвращающейся, в очередные круги всё того же ада ввергающей гордыни. Если вспомнить очередного великого русского, Лескова: "Колени у человека — первый инструмент: как на них падёшь, душа сейчас так и порхнёт вверх..." [из "Очарованного странника"]. Что ж, всякий, поминающий не то, что надо, "величие", и порывающийся за счёт других вскочить с колен, рискует повторить весь путь с начала — и до горького конца, снова и снова, в идеальной закруглённости кошмарной односторонней бесконечности ленты Мёбиуса или бутылки Клейна. Потому что, как некогда иронизировал один герой "Золотого телёнка", "и снова Каин убьёт Авеля", и ничего-то нового больше не будет, кроме того, что уже когда-то не раз было... Да не будет!

Log in

О величии и боли в коленках

Error