В этом семестре преподаю введение в латышский язык и культуру сразу в двух университетах: Венском и Брносском. Поэтому продолжаю размышлять о латышским языке — в связи с недавно прошедшим референдумом, а также будучи сам Betroffener, т. е. „затронутым проблематикой“ билингвизмa с рождения. С другой стороны, продолжая параллельно быть "практикующим" востоковедом (лектором-тибиндологом), сталкиваюсь с похожими проблемами в других регионах мира, в моём случае в Южной Азии и в Гималаях.
Итого — ещё одна причина задержаться на указанной теме вниманием. На подробные, взвешенные формулировки и гармонизацию отдельных идей в целое пока совершенно нет времени. Но сами эти мысли, возникающие из изучения различного материала, хотелось бы по ходу дела записывать.
Мой исходный тезис (фундамент моей приватной теории), который сложился в результате размышлений над проблематикой полилингвизма в течение многих лет: полилингвизм (билингвизм как его частный случай), представляющий для индивидуума (санскритск. pṛthag-jana) культурное обогащение, расширение мыслительного кругозора и проч., для этноса в его осознании себя нацией — в целом губителен.
Как уже указывалось, первичная (и партикулярная по своей сути) политическая цель пророссийско настроенной части жителей Латвии, неграждан и граждан ЛР, является придание русскому языку статуса государственного.
Государственно узаконенный билингвизм в латвийском контексте означал бы необходимость принудительного билингвизма прежде всего и исключительно для латышской части населения, по модели, которая постепенно сложилась за годы бытования Латвии советской республикой: латышский язык отодвигается на общественную периферию, в сферу моноэтнической или (частично) смешанной семьи. Русский язык безраздельно господствует в большинстве остальных жизненных областей, поскольку он "и так всем понятен".
Русскоязычная часть населения [которая этнически также смешана, представляя из себя в основном продукт реализации известной идеологии создания "советского человека": я с удивлением понял, что антропологический идеал homo sovieticus даже после формального падения СССР наобычайно в балтийских республиках популярeн, формируя новые поколения] — пользуется исключительно русским языком, считая латышский теперь уже совершенно ненужным. "Собачьим" и "нечеловеческим" она его считала и раньше [я тут говорю не об исключениях, — чутких к проблемам латышского населения некоторых русских интеллигентов или интеллектуалов, — но об основных тенденциях среди т. н. "простых людей"]. Действительно, последние внешние обстоятельства, подталивающие т. н. "русскоязычных" знать латышский язык, отпадают сами собой.
Ещё для крупнейшего балтийского языковеда профессора Я. Эндзелинса источником "чистого латышского языка" (при изучении и описании языка и написании его грамматики) являлась речь крестьян из областей Латвии, не затронутых смешением идиомов (т. е. влиянием немецкого и русского). В настоящее время удельный вес таких областей сокращается. Русский язык доминирует в СМИ, формируя информационное пространство, политически враждебное Латвии как независимому государству.
Читаю как русскоязычные, так и латышскоязычные информационные или аналитические заметки. Общее усреднённое эмоциональное впечатление: как две разные планеты или даже галактики. Различные стратегии интерпретаций и интонации, проистекающие из разных типов культурной памяти. Стратегии взаимно приемлемого этнического примирения пока не предвидится: референдум только обозначил проблему. Наиболее простой и естественный путь для живущих в Латвии "русскоязычных" (как это происходило бы в любой другой стране) — курс на языковую интеграцию, постепенное овладение латышским языком, уважительное отношение к культурным особенностям коренного населения — для поколенчески воспроизводимого и далее транслируемого типа "постсоветского советского" (т. н. "русскоязычного") человека — для такового, очевидно, неприемлем.
……………………….
Помимо политической составляющей, есть и языковая: влияние русского языка ещё в советские годы негативно воздействовало на сохранение и поддержание "духа" латышского языка. Что это такое, "дух языка", — могут, как и в любом другом языковом пространстве (например, ср. древнеиндийское общество прим. 1 века до Р. Х. — Патанджали и его "Паспаша-Ахнику" в "Махабхашье") качественно ответить лишь высокообразованные носители языка и книжной культуры, занимающиеся его сознательным культивированием.
Дело не (только) в языковом пуризме. По сравнению с латышами родственные литовцы избрали стратегию гораздо большего пуризма (которая мне лично более близка, но не в этом дело), полагаясь на необычайное богатство внутренних резервов своего языка.
Латышско-русско-немецкий 6-томный словарь Мюленбаха, на настоящее время содержащий наиболее полный тезаурус латышского языка, включает в себя более 110 тысяч лексем. Конечно, не совсем Даль с его 200 тысячами, но всё же — для языка, современных носителей которого менее полутора миллионов, а наиболее ранние письменные памятники известны лишь с 16 века (вторая письменная, восточнолатышская, латгальская, традиция: её письменные памятники известны лишь с 18 века) — удивительно!
Будучи подвигаем своим настоящим статусом университетского преподавателя языка к актуализации и углублению своих знаний латышской грамматики и литературы, всё больше убеждаюсь в его богатстве, выразительности и гибкости. Что печалит — это речевая культура части т. н. нерефлексирующих (автоматических) "носителей": засорённость речи городской (а в Латгалии и сельской) молодёжи русскими и английскими варваризмами, подспудные изменения всех уровней языковой системы под влиянием прежде всего русского субстрата, разъедающего "дух" (самобытный характер) языка подобно раковым метастазам.
Bлияние на латышский язык навязывавшегося за годы советской власти русского языкового субстрата чуткие к "духу" родного языка его образованные носители (последне надо всегда иметь в виду) не могли не отмечать со всё более возрастающей тревогой. От части этих нежелательных влияний (на уровне фонетики, лексики, синтаксических конструкций, идиоматики и т. д.) постепенно удавалось избавляться за последние два десятилетия. Иные более стойки. Причина — доминирование в республике русскоязычных СМИ (популяризирующих заведомо промосковскую позицию, — но это политика), своим повсеместным тиражированием русских фильмов, всяких бандитских сериалов и т. п., прочно пересаживающих и в латышскоязычные "головы" ценностную систему уголовных "понятий", а на уровне речевого узуса — засилье русского мата.
…………………………..
После того, как услышал об якобы "этнократических фашистах" (партия Visu Latvijai!), специально просмотрел множество материалов с одним из идейных лидеров этого "Национального объединения" по имени Райвис Дзинтарс (Raivis Dzintars): что это за чёрт такой с рогами и шелудивым шайтаньим хвостом? Что же я увидел?
Весь "фашизм" этого симпатичного и вежливого, выдержанно реагирующего на журналистские провокации молодого человека заключается в последовательном отстаивании необходимости доминирования латышского языка в маленькой Республике, в идее необходимости расширения латышскоязычного информационного пространства и его формирования конкурентоспособным русскоязычнoму. Если в чём-то его можно упрекнуть (если это вообще упрёк, то не мой), так это в национальной романтике (какие его годы! — ещё нет 30-ти), в которой экономическая составляющая вторична в сравнении с этнокультурной памятью. Но и современный латышский язык (начиная с "Младолатышей", Jaunlaitvieši, 19-го века), и независимую республику перед оккупацией 1940-го) создавали такие вот национальные романтики — журналисты, писатели, поэты, инженеры, ставшие политиками. Без таких романтиков не было бы ни современного латышского языка как высокоразвитого государственного, ни латышей как политической нации (как бы многим не желалось противуположного).
Наблюдая вживую австрийского правого политика Hainz Christian Strache (Штрахе), критика глобализации Евросоюза и всё большего брюсселецентризма доминирующей левой, красно-зелёной Европы, мне лично тоже во многом симпатичного, при всей правде многих его тезисов, не могу не отметить надрывный стиль его ораторствования. Такого надрыва совершенно нет у Raivis-a Dzintars-a.
Русский этноцентризм (лозунг "Россия для русских!") в контексте Российской Федерации с её традиционной имперскостью и связанным с этим полиэтнизмом, при явном доминировании de facto и de jure русского языка, выглядит явным противоречием всей истории бесконечно экспандирующей вширь России (Московского царства, Р. Империи, СССР и нынешней РФ) и инклюзивистским характером русской нации.
Поэтому охранительные русские этноцентрические тенденции в РФ — свидетельство провала имперского проекта: дефенсивная стадия регресса. Охранительные же этнические стратегии балтийских стран — единственных шанс их выживания. Языки (латышский, эстонский, литовский) и географически ограниченное пространство их полноценного функционирования, имея в виду ещё и общемировую глобализацию — последнее прибежище идентификации, связанного с культурной памятью соответствующей этнической общности.
[ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ]…