Та самая, достоевская. Где на вузенькой лавчонке сидит один лишь ехидный Свидригайлов, наблюдая за эволюциями арахнидов по пыльным углам. Здесь бесперечь точит топор Раскольников ("право имею или тварь дрожащая?"), примериваясь к старухину затылку с жидкой косичкой. Юный Алёшенька вдохновенно проповедует царство справедливости, потом рвёт в клочки Евангелие и метает в царя самодельную бомбу. Истовая Сонечка Мармеладова бьёт земные поклоны, едва вернувшись с панели и уверовав в Бога. Завтра она снова пойдёт на панель, так как "надо кормить семью". Юродствует 50-летний "старик" Карамазов: "...Священный старец!" Священный старец Зосима проповедует стабильность и покорность властям — благую весть. Золотые маковки церквей. Благодать вокруг — святая Русь, ночной, болотный град-Китеж. Нефтяные разводы на ржавой воде, тусклые огоньки, гнилые коряги. Пауки по углам прядут свою пряжу. Вечное возвращение. „И так целую вечность“...
[После 4-го марта. Навеяло. Это ведь наше поколение выросших в 1970-е считало эпоху нашего советского детства и юности "безвременьем". Кто же знал, что в России всё с безнадёжностью повторяется? No fate...]