Я всегда недолюбливал словечко "верующие". Тем менее, что его с немалым удовольствием при всяческом случае употребляли совковские профессиональные афеисты и пропагандисты. Чем-то склепно-затхлым от него повевает, смесью плесени из неухоженных музейных запасников и прогорклого олея на дне давно выгоревших и покрытых вековой пылью лампадок. Чуждыми лекалами прорисованным контуром, под кои тебе надлежит, значит, прогибаться, всячески этому рисунку соответствуя.
Вот говорят: "Он же верующий, а веру надо уважать". При этом почему-то вспоминаются бесы, каковые "веруют, и трепещут" (Иак. 2,19). Верующие в Антихриста, в колдунов, колдовство и проч. "Если в Бога веруешь, то и в его Супротивника веровать обязан. А власть того над человеками почти безгранична". Вера эта свирепа, а благочестие убивает без пули. Жизнь застывает в вечной мерзлоте.
В советские времена с апологетическим пафосом нередко говорилось, что "верующий" — лучший гражданин: ударник производства, не пианица пропойная, не тать какая загребущая, но человек "кристальной честности". Почти такой же, как и партиец, только лучше. Потому как "боится Бога, который всё видит". Роль месткома, профкома и парткома для верующего выполняет Бог с его предикатом вездесущности и функцией всевидящего Ока. Большой Брат, да и только!
А ещё "верующий" вроде как обязан веровать, что миру от роду его, от сотворения столько-то тысяч лет: пяток с чем-то, кажется. Или осемь? Так же, как и его зеркальное отражение, "прогрессивный научный" афеист, верующий должен свято веровать в неизбывный конфликт веры с наукою. У того "первична" материя, а у сего — сознание. И борются друг с другом за признание первичности-вторичности, как тупоконечники с остроконечниками.
Нынешний "верующий" — ещё и человек, постоянно готовый на каждый чих окружающих оскорбляться и требовать за это денег. Верующий готов за "оскорблении святыни" даже убить, не вменив сие в большой грех. Ибо прощать ты можешь свою личную обиду, но вот "оскорбление Бога" — нет, такого прощать никакожде возможно.
Верующий обязан, — "хлоп ап стенку", — истово веровать во всё, что "говорит Церковь". А роль сего рупора Церкви выполняют старцы ("чокнутые старцы"?). Или просто приходской батюшка. Или брошюрка "с благословением" (или без оного) в церковной лавке. И ещё — верующий не смеет "критиковать священников". "Кто мы такие, чтобы судить — о свя-ш-чэ-ннике!". "Вот один такой позлословил клириков, а у него на другой день отнялись ноги, и онемел. И пребывает в сем плачевном состоянии уже как двадцать лет!" Бог мстит своим врагам, ибо бесконечно благ.
Верующий верит, что "несть власти, токмо от Бога". И посему готов для себя и перед другими оправдывать в любой настоящий момент любые действия обладающих властью мерзавцев.
А ещё верующий обязан совершать sacrificium intellectus, жертвуя разумением ради ложно понятной верности своему званию. Говоря по-простому, слишком много думать для "веры" опасно.
Верующий восторжен, когда говорит о Боге ("благовествует Господа"), сочась елеем. И с такою же силой гневно-нетерпим или скорбен, вынужденно общаясь с "грешником".
И ещё — верующий с ног до головы окружён врагами, которые только и думают, как бы извести "святую Церковь", а заодно и его вместе с Нею. Верующий и "хуже всех" ("самый великий грешник": "все спасутся, один я нет"), и лучше "этих мерзавцев": "Будете гореть в аду!".
Верующий обязан верить в истинность пояса, исцеляющего от всяческих болячек, в "чудесную благодатность" в одно и то же время (удобное для державной прессы) появляющегося огня (огнепоклонники и огневеры). В особую благодатность касты жрецов.
…………………………………………………………………………………….
Каждый может по вкусу и руководствуясь опытом продолжить список клише и стереотипов, связанный с именованием людей "верующими". А в последнее время и „христианином“ даже называться как-то неудобно, не говоря уже о более специфическом подразделении (православный, католик...). Так как шлейф всяких ассоциаций и представлений, подобных вышеизложенным, тут же намертво к тебе молвою и разработанной моторикою ума прилепится, и замучаешься соскабливать, доказывая, как то водится, что ты "не верблюд".
Верблюд, и точка, и попытки любых оправданий только докажут, что ты принимаешь этот чуждый тебе язык с его правилами, принимаясь играть в теннис со стенкой, да ещё её и обыграть норовя. Система абсолютно замкнута: говоря, что ты "не то, чтобы фанатичный верующий, но и не афеист", "католик, но не то, чтобы ты православных или евангелистов ненавидишь..." или "христинин, но не в тех смыслах, в которых спрашивающий себе представляет", — всё это закрутит маховик apologia pro vita sua (оправдание собственной жизни) до дурной бесконечности. Будьте уверены — дежурно припомнят и инквизицию, и Галилея, и Коперника, и злобных преследователей хулиганствующих Пусек, и церковных кликуш, и постно стоящих со свечкой чиновников, бывших работников ВЛКСМ...
Скажешь просто, что "христианин", но пытающийся быть открытым самому разному опыту, придётся биться с другим шквалом стереотипов, а то и раздражённых филиппик. Покой нам только снится. А надо это? И что делать? Пожалуй, пора переходить вместе с Махди в благословенную Гайбу-сокрытие, признавая старую интуицию, что всякое словесное именование лживо: скорее затемняет, нисколечко не высветляя. Молчать с грустной улыбкой, подражая некоему древнему Учителю из рода Шакьев: imitatio Buddhae.
Ну а "давать с кротостью и благоговением ответ в своём уповании" каждому пустопорожно любопытствующему, кажется, негоже. "Всякому", лишь когда скрутят руки и повлекут, куда сам пойти не захочешь, и уже ТАМ будут "требовать у вас отчёта". Тогда — да. И слово в том случае будет предельно просто, как и пуля в затылок: "Да, да. Нет, нет".
