
Один мой читатель попросил помочь своему знакомому, буддийскому практику, с переводом строфы из одного известного буддийского текста, относящегося к жанру Стотр (славословий), прославляющего богиню сострадания Тару. Строфа действительно весьма проблемная и непростая для истолкования, а имеющиеся переводы как с тибетского перевода (содержащиеся в тибетском буддийском Каноне), так и с санскритского оригинала следует признать неудовлетворительными. Конечно, я не проверял все переводы, а бегло просмотрел только те три, что оказались под рукой. Попробую дать попытку своего понимания этой строфы на основе имеющегося у меня ограниченного материала, а также указать на несообразности доступных мне переводов. Кроме того, просьба коллег, хорошо знающих санскрит и/или тибетский, высказать пo возможности свои соображения. Итак, приглашаю к "медленному чтению"…
Строфу я получил в формате пдф в такой форме:
namaḥ sure śarākārahariṇāṅkarasthite/ tāradviruktaphaṭkārair aśeṣavighnanāśini//
С падами 3 и 4 всё более-менее понятно. Проблема с падой 2 (°hariṇāṅkarasthite), в которой не хватает одного слога. К сожалению, у меня нет под рукой ни "бумажного" санскритского текста, ни списка разночтений (я не знаю, есть ли вообще хорошее или хотя бы старое б.-м. критическое издание санскритского текста этого памятника: наверное, какое-то издание всё же имеется).
Подробно заниматься этой проблемой (т. е. доставать все имеющиеся санскритские и тибетские тексты и переводы на европейские языки и их сравнивать) у меня совершенно нет времени, но даже в крайне несовершенных домашних условиях поверхностного анализа можно показать желающим, как работает филологический метод.
Некий переводчик перевёл на английский язык эту строфу следующим образом (этот перевод с английским же комментарием прилагался к пдф-ке):
Obeisance to the giver of blessings, who holds the moon like an arrow in her hand. To the one who removes all obstacles in the totality by the repetition of “tara” twice followed by “phat”.
По-русски (*):
"Поклон подающей благословения, держащей луну в руке, подобно стреле. Той, что убирает все препятствия целиком повторением дважды "Тара", которому следует "пхат".
Если не смотреть на санскритский текст, всё вроде просто, ясно и логично: всё приглажено и без особых шероховатостей. Таково большинство любительских переводов восточных текстов, где имеющиеся проблемы предпочитают замалчиваться, или переводчики их просто вообще не замечают. И по таким переводам читатели-неспециалисты составляют себе представление о памятнике.
Возникает вроде бы ясный образ благой богини, которая держит (на иконе-танке? или это образ, предназначенный для внутреннего созерцания?) луну, подобно тому как могла бы держать стрелу. Но так ли уж понятно то, что имеется в виду? Почему такая странная метафора: луна, которую держит Тара, похожа на стрелу? Или (согласно переводу) сравнивается сам процесс держания: Тара держит Луну, подобно тому, как она (могла бы держать, или) держит стрелу? Но почему стрелу, а не меч или лотос? Недоумение усиливается, когда читаем другие переводы.
Тот же знакомый прислал моему читателю следующий перевод (**):
„Склоняюсь пред Подобной озеру богов,
В руке Луну держащую,
Пред Той, что звуком ПхЕТ и — дважды — ТАРЕ
Все яды без остатка устраняет“.
Это явно перевод уже не с санскрита, а с тибетского. Впечатление такое, что переводили совсем другой текст, не правда ли? Правда, то же самое „держание в руках Луны“, только возникло ещё какое-то "озеро богов".
Для совершенства головокружения от ужаса и полноты заморочек неспециалиста, сравнивающего переводы без знания языков восточных оригиналов, даю тут же перевод одного моего бывшего френда, А. Зорина [издан в его книге: Гимны Таре. Перевод с тибетского А. В. Зорина. "Открытый мир": М 2009; стр. 43], перевод (***):
„Кланяюсь луну держащей
С меткой в виде лани — в форме
Озера; разящей яды
Звуком ПХАТ к двойному — ТАРА!
Я не очень понимаю, как можно "разить яды (сознания)", ну да Бог с ней, с этой неудачной, на мой взгляд, метафорой, данной тут явно metri causa (на стр. 121 переводчик, кстати, даёт совершенно правильный дословный перевод слова sel ma, "устраняющей (все без исключения яды)"). Главное, что в этой книжке А. Зорина я нашёл тибетский текст. Вот он:
phyag ’tshal lha yi mtsho yi rnam pa’i/
ri dwags rtags can phyag na bsnams ma/
t’a ra gnyis brjod phaṭ kyi yi ges/
dug rnams ma lus par ni sel ma//
Из "поэтизированно" накрученного и туманного перевода А. Зорина пропало "озеро богов", осталось одно лишь "озеро". Всё ещё продолжает оставаться непонятным, что это такое за "озеро богов", на которое похожа Тара? Ради всё той же красивости, и чтобы пады (четверти, стихи) этой строфы укладывались в восьмисложник, А. З. в своём литературно-поэтическом переводе перемудрил, сделав из обычного санскритского и тибетского кеннинга для слова "луна" = "обладающая признаком лани" [т. е. такая же бледно-жёлтая, какой бывает луна — Э. Л.] (тиб. ri dwags rtags can) —> не совсем понятную (по крайней мере для меня) "луну с меткой виде лани".
Кроме того, из перевода с тибетского (***) Зорина следует, что это Тара "в форме озера". Для меня, увы, совершенно непонятно, как Тара может быть "в форме озера", и в то же время "держать в руках луну", хоть и с так же непонятной "меткой в виде лани". Такой перевод был бы возможен, если бы в конце первой пады при слове "образ" (rnam pa) не стояла генитивная частица (rnam pa'i), a значит, "обладающая образом озера богов" стояла бы грамматически аппозиционно к (Таре,) "держащей луну...". Eсли переводить, памятуя о важной генитивной частице, то получилось бы нечто вроде следующего (первые два стиха строфы):
"Кланяюсь (Тебе), что держишь в руке Луну (досл. "обладающую признаком лани"), которая есть образ озера богов/божественного озерa", etc. (****)
По-моему, луна, которую Тара (дословно) "схватила" (bsnams), напоминающая озеро богов (поскольку она на небе, где такому озеру самое место) — это уже более понятно, нежели более чем странное сравнение самой Тары с неким божественным озером. Кроме того, такая интерпретация напрашивается из самого синтаксиса или грамматики тибетского языка.
Ещё раз обращаю внимание на присланный мне перевод (**), сделанный явно с тибетского, xотя он, конечно, не эквиметричен оригиналу. Переводчик также забыл о генитивной частице в конце первого стиха.:
„Склоняюсь пред Подобной озеру богов,
В руке Луну держащую,
Пред Той, что звуком ПхЕТ и — дважды — ТАРЕ
Все яды без остатка устраняет“.
В моём варианте перевода с тибетского (****) метафорика мне кажется более понятной и логичной: с "озером богов" сравнивается не Тара, а Луна, которую Богиня держит ("схватила") в руке -- такое слегка желтоватое пятно или круг на небе. Чем не небесное озеро, где и положено жить богам, -- взгляд издали, с Земли.
Однако, вооружившись сведениями о древнем тибетском переводе ещё более древнего санскритского оригинала, вернёмся теперь к нашему санскритскому тексту и моему переложению на русский английского перевода неизвестного мне переводчика.
В самом начале возникает некая странная "подающая благословения". Видимо, так переводчик понял слово surā в звательном падеже (sure). Тут следует добавить, что переводчик перевёл все строфы так, будто несклоняемая частица namaḥ, означающая "поклон, поклонение, приветствие", управляет, как ей и положено, именами в дательном падеже. Однако тогда было бы surāyai, а не sure. То есть на самом деле переводить, строго говоря, следовало бы: "Поклон (Тебе), о Тара..."
Вероятно, surā — это соответствие женского родa слову suraḥ (= devaḥ/devī), "бог", и изначает "богиню", хотя в словарях она в таком общем значении не отмечено. Но оно логично соответствует слову LHA в тибетском тексте. Так, с этим разобрались: "Поклоняюсь Тебе, o Богиня..."
Как же объясняется тибетское "озеро" в отличие от санскритской "стрелы"? Здесь, вероятно, дело в традициях передачи этого текста: в обыкновении писцов записывать под диктовку, с голоса. В северных регионах Индии палатальный (нёбный) шипящий (śa= как слабый “ща“) в устной речи нередко переходит в зубной шипящий (sa=“са“). Поэтому śara- (стрела) произносилось и записывалось как sara- (озеро). Кроме того, и на письме (если это деванагари) „śa“ (श) в рукописях бывает похож на „sa“ (स).
Как там обстоят дела c другими распространёнными на Севере системами индийского письма (напр. шарада или майтхили-бенгали, или невари), я навскидку не скажу. Желающие должны выяснять сами. Но, я думаю, всем понятно: причина перехода "стрелы" в "озеро" лежит в неких искажениях (corruption) в самой традиции, причины которых можно искать в графике, либо в устной передаче, либо в их комбинации.
Остаётся понять сложный композит: (?)śarākārahariṇāṅkarasthite, который разбился по двум первым стихам строфы:. В этой приведённой форме я ничего с ним не могу сделать, с толком его никак невозможно перевести. Кроме того, там недостаёт одного слога, слогов всего 7, а нужно восемь: na-maḥ-su-re-śa-rā-kā-ra-(8)//ha-ri-ṇāṅ-k
Получился требующий интерпретации композит: śarākārahariṇāṅkaKArasthite. Будем считать, что это его перевёл переводчик (*) на английский: „…держащей луну в руке, подобно стреле“. Однако, в отличие от тибетского текста, здесь нет никакого "держания в руке". В номинативе (а не в вокативе, как в Стотре) композит будет выглядеть следующим образом: śara-ākāra-hariṇa-aṅka-kara-sthitā. Для несколько знающих санскрит: всякий санскритский композит, особенно "многоэтажный", следует анализировать, последовательно разделяя на 2 части, и так далее, пока не останутся две части, состоящие только из одного простого слова каждая. В нашем случае должно быть 5 последовательных разделений.
Сначала я отделаю °sthitā от прочей части, интерпретируя эту двоицу как кармадхарая. То есть Тара "пребывает" (sthitā) как (такая-то)/будучи (такой-то)". Оставшуюся часть я понимаю как бахуврихи (довольно непростой, но встречающийся, возможный вариант): śara-ākāra-hariṇa-aṅka-kara-, (т. е. Тара, "чьи руки...."), разделяя его в свою очередь на 2 части: śarākārahariṇāṅka//kara, понимая уже ЭТОТ композит как кармадхараю: „руки, которые (являются/подобны/как бы) śara-ākāra-hariṇa-aṅka°“. Оставшийся 4-х-словный композит делим опять на 2: śarākāra//hariṇāṅka. Слово-композит hariṇāṅka является т. н. кеннингом (не знающие этого термина да воспользуются божественным всезнающим Гуглом!) и бахуврихи по своей структуре: "обладающий знаком лани/антилопы" (т. е. бледно-жёлтым цветом), и означает Луну.
Композит śarākāra можно понимать или как татпурушу: "образ стрелы", или как бахуврихи: "(нечто) обладающее образом стрелы". А целиком композит śarākāra//hariṇāṅka можно теоретически проинтерпретировать или как кармадхараю: śarākāra = hariṇāṅka, или как двандву: śarākāra + hariṇāṅka. Вибхакти-татпуруша тут явно не может иметь смысла. В первом случае "Луна" будет "подобна образу стрелы". Невероятная метафора. В другом случае речь пойдёт одновременно об "образе/виде стрелы И о Луне".
Сопрягаясь со словом kara- в свЯзи типа бахуврихи, должно получиться нечто вроде: "руки, обладающие видом/образом стрелы и Луной", откуда переводчик на английский, видимо, вывел "держащей луну в руке, подобно стреле". Однако семантическая связь в позессивном композите типа бахуврихи: "рука/руки, чья Луна...", это всё же нечто иное, нежели актуальное, волевое удерживание: "рука, держащая Луну".
Поэтому вместо бахуврихи предполагаем, что тут кармадхарая: "рука, (подобная) виду стрелы и Луне". То, что руки Тары своей тонкостию и изяществом подобны стреле, всем понятно. Но вот что означает "рука, подобная Луне"? Тут несколько возможностей, которые возможно обсуждать в качестве гипотез. Подобие в цвете (бледно-жёлтый) отпадает: если Тара -- "жёлтая Тара", то это весь целиком её "природный" цвет. Подобие может выражаться в изгибе одной руки (полукругом, подобным лунному), в то время как другая рука — пряма, как стрела. Или же обе руки Тары, (тонкие) как стрелы, сложены в медитативной позе, образуя нечто вроде круга, подобного лунному. Или же лунным полумесяцем сложены её ладони. Таковы мои предположения.
Итак, собираем щедро рассыпанные камни нашего анализа и гипотез в одно целое, пытаясь понять и перевести этот непростой композит śarākārahariṇāṅkaкаrasthitā, который предикативно дополняет обращение к Таре surā, а, в конечном итоге, переводим и всю строфу:
"Поклонение Тебе, о Богиня, что пребываешь [здесь, предо мною] с руками, подобными образу стрелы и Луне, и уничтожаешь все без остатка препятствия звуками дважды произнесённого (Твоего имени) "Тара!" и (мантры) "пхат"“ (*****).
Это точный перевод с санскрита, отражающий мои поступенчатые интерпретации очень непростого для понимания композита. Я не настаиваю на окончательной истинности ни моего истолкования композитов, ни, тем более, непростых метафор. Заинтересовавшиеся коллеги, которые предложат обоснованную другую версию -- are most welcome! Тем же, кто захочет внести свою лепту в это дело, следует помнить следующее:
1) истолкование композитов не должно противоречить элементарной грамматике санскрита (недопустимы произвольные на сей счёт фантазии);
2) получившиеся метафоры не должны противоречить здравому смыслу и обычному человеческому пониманию.
Посему,
ad primum: я по грамматическим соображениям на 99% исключаю "руку, ДЕРЖАЩУЮ Луну";
ad secundum: не очень доволен своей гипотезой "подобия рук(и) — Луне", поскольку сам не до конца и не однозначно эту метафору понимаю.
Если кто выскажется по поводу метафорики из своих знаний (индийской, а не тибетской!) иконографии Тары, буду благодарен. Как раз по поводу тибетской строфы и её метафорики, хотя она по изложенным многим причинам сильно отличается от санскритской, всё более-менее ясно. Здесь я однозначно предпочитаю свой перевод (****) переводу А. Зорина (***), который считаю не совсем правильным.
В переводе (*) рука, "держащая Луну", — явная контаминация, влияние тибетского текста, где Тара действительно держит (досл. "схватила") в руке/-ах Луну. Как из "пребывания/стояния/нахождения Богини" в санскритском тексте сделалось "держание Луны" в тибетском, мне на основании имеющихся скудных материалов непонятно. В таких ситуациях помочь может исследование рукописной традиции, всех доступных рукописей. Возможно, в каких-то рукописях и есть где-нибудь *°grahe вместо °sthite.
Сравнивая мой перевод с тибетского (****) с моим переводом с санскрита (*****), можно преположить, что это два совершенно разных текста. Если добавить сюда ещё остальные разобранные три перевода, то текстов (версий) выходит уже пять! В общем, так оно и есть, хотя, с исторической точки зрения, литературный памятник здесь один и тот же [Впрочем, как автор двух из пяти переводов, рискну самонадеянно считать три прочих не совсем верными или -- ошибочными. Иначе бы я не делал свои, не так ли?]. Тибетский текст эквиметричен санскритскому (8 слогов для тибетского стиха в тибетской поэтики нетипичны!). Порядок слов в тибетском тексте абсолютно тот же, что и отдельных слов в тексте санскритском, считая отдельные слова-компоненты композитов. Разница обусловлена теми соображениями, что я изложил, а также расстановкой тибетских падежных частиц metri causa, которые выразили особое понимание тибетским лоцзавой санскритского текста вместе с его личной интерпретацией композитов, которая не всегда обязана быть грамматически правильной (известно, что лоцзавы делали ошибки в переводах). В результате тибетский переводчик создал иную по сравнению с санскритским исходником метафорику, которая, однако, уже "традиционна" в том смысле, что давно получила закрепление в каноническом и авторитетном для тибетцев тексте.
Это моё последнее соображение подтверждает давние мои наблюдения (в т. ч. на материале различных христианских традиций), что иная явная ошибка в переводе или разночтения в рукописных изводах создают со временем свои богатые традиции их истолкований и включений в канонический корпус, обрастающие целыми слоями комментаторской литературы, а иногда даже имеющие политические последствия.
UPD 1.02.2013: По зрелом размышлении полагаю, что "рука с луной (и т. д.)" -- вполне возможное чтение. Есть такие композиты. И всё же метафорика остаётся проблематичной.