Одна из замечательных древнеиндийских субхашит повествует, как то и водится, о настоятельной, жизненной необходимости отличного знания грамматики санскрита. Ведь у человека, неправильно определяющего грамматические формы, путающего их, руководствующегося лишь их отдельными формальными признаками, то есть чертами внешнего сходства, даже и на личном фронте всё будет крайне неблагополучно. Какая мудрая девица, отлично владеющая языком богов, пойдёт замуж за такого неуклюжего незнайку?
Ниже вниманию интересующихся санскритом и в некоторой степени знающих его элементарную грамматику представляется шлока (строфа), содержащая изумительную игру слов, созвучий, а также грамматических форм. Размер — обычный ануштубх (или, иначе говоря, шлока*).


[*Здесь будет уместно напомнить о двух значениях санскритского слова шлока (śloka):
1) специфический стихотворный размер, 32-сложная строфа, состоящая из четырёх стихов, содержащих каждый по 8 слогов; самый распространённый из стихотворных размеров эпического и классического санскрита;
2) любая строфа, сочинённая любым размером.]

yasya ṣaṣṭhī caturthī ca
vihasya ca vihāya ca /
ahaṃ kathaṃ dvitīyā syāt
dvitīyā syām ahaṃ katham //

Дословный перевод:

“Тому, (для которого слова) „vihasya“ и „vihāya“ (являются формами) родительного и дательного (падежей соответственно, a слова) „aham“ и „katham“ (являются формами) винительного падежа, как же я буду (такому невежде) женой?“

Вольно парафразируя мысли учёной индийской девушки, выраженные в вышеуказанной строфе, можно сформулировать их следующим образом:

"Как же — о боги! — я могу выйди замуж за жалкого невежду, путающего формы санскритских деепричастий с родительным и дательным падежами существительных, а личные местоимения и наречия — с формами винительного падежа? Никогда этого не будет!"

Примечания:
= Синтаксическая конструкция: распространённый в санскрите анафорически-подчинительный коррелятив по типу yasya/tasya (в данном случае tasya подразумевается, но опускается metri causa).
= Слова „vihasya“ и „vihāya“ лишь по видимости похожи на формы родительного и дательного падежей, оканчиваясь на °sya и °āya. Так, например, формами генетива и датива от слова deva-, "божество/бог" будут формы соответственно devasya и devāya. Однако слова „vihasya“ и „vihāya“ являются на самом деле не существительными в означенных падежах, а абсолютивами (Skt. lyabanta, Gerundium, Absolutiv) от vi + √has и vi + √hā, которые можно перевести русскими деепричастиями "рассмеявшись" и "оставив, отбросив".
= также слова "aham" (местоимение "я") и "katham" ("как, каким образом") в третьем стихе похожи на формы аккузатива (dvitīyā) лишь по внешности, так как оканчиваются на "°am" (ср. например: dev-am, rām-am).
= Четвёртый стих практически повторяет третий, однако в данном случае dvitīyā — это не терминологическое обозначение аккузатива ("второй падеж"), а синоним "жены" (досл. "вторая [половина]").

Из всех вышеизложенных соображений следует вполне традиционный, древний вывод, высказанный ещё одним из "Трёх Мудрецов" (munitrayam) санскритской грамматической традиции, Патанджали (2-1 в. до н. э.), во введении к его "Великому Комментарию" (mahābhāṣya) на "Восьмикнижие" (āṣṭādhyāyī) Панини, называемом „Paspaṣāhnika“:
tasmād adhyeyaṃ vyākaraṇaṃ na mlecchitavai nāpabhāṣitavai, "Посему следует учить грамматику, дабы не уподобляться варварам и не делать в своей речи ошибок!"

[На фотографии: д-р Сароджа Бхате из г. Пуне, один из крупнейших знатоков санскритской грамматической традиции, во время своего пребывания и преподавания у нас в институте в Вене в 2005 г.]