Зайдя на днях в венский кафедральный собор св. Стефана, я как-то особенно остро обратил внимание на следующую вещь, которая открытием, собственно, и не явилась. Об этом я знал уже довольно давно. А тут просто как-то бросилось в глаза, и я стал внимательнее наблюдать.
В часы, свободные от богослужений, через Собор текут огромные толпы народа, чаще всего это туристы, глазеющие на "достопримечательность". Таких праздношатающихся зевак можно безошибочно отличить от других "захожан". Едва войдя, они тут же начинают щёлкать камерами направо-налево. Вести себя в католическом храме "правильно" эти люди не умеют. Минимум "правильности" заключался бы в кратком коленопреклонении при входе и осенении себя крестным знамением.
И ещё одно я заметил — множество мужчин в Соборе с покрытой головой, в шапках, кепках, "петушках" и т. д. Ну не то, чтобы большинство, но изрядно. Смотрю, передвигаются свободно, никто им замечания не делает. Я попробовал жестами указать кому-то на необходимость "оголения макушки", но кажется, что меня просто не поняли. И ведь не особо холодно же было... Спросив у работника Собора, дескать, "а что, теперь так принято?", — он мне ответил, что самое большое, что они могут вежливо попросить посетителей, но не более. Никаких требований, ибо — "общественное место"!
Потом я вспомнил, что даже в бенедиктинском храме Богородицы Шотландской, что в Вене на Freyung-6, нередко зрелище, что даже к причастию подходят мужчины в кепках, летом, когда на "опасность простудиться" ссылаться вообще смешно. И ведь дают же причастие, безо всяких лишних слов и замечаний. В Мюнхене в церквях мне тоже приходилось наблюдать это зрелище. Угасив уже готовый рвануть порох, я стал размышлять, в чём тут дело. А именно, предметом моих раздумий явилась проблема "покрытия-непокрытия" голов в культовых местах, а также то, что называется "правильным поведением" в таковых.
Знаменитые новозаветное апостольское слово, на которое принято ссылаться как на lucus classicus при рассуждениях на тему покрытия-непокрытия голов в церкви, ""Муж не должен покрывать голову..." (1 Кор. 11, 7 и т. д.), следует понимать только в совокупности со стихом 5 этой же главы Посления к Коринфянам, о "всякой жене..." Это всем известно. Кроме того, известно, что, например, в Византии и вообще на христианском Востоке данное апостольское требование относили только к замужним женщинам, как знак их "социальной защиты", т. е. что женщина "не свободна", замужем. И так далее. Это отдельная тема.
Но меня интересует здесь не "богословское обоснование" той или иной практики, а их знаковый характер.
В некоторых странах строгое отношение к требованию, чтобы у женщин была в храме покрытая голова, наблюдается до сих пор. В Италии, на Пиренеях… Россия здесь, наверное, лидерствует по ревности новоправославных неофитов… Но вот, к примеру, в немецкоговорящих странах этот обычай как-то почти сошёл на нет. С покрытой головой здесь можно наблюдать в (католической) церкви разве что женщин среднего и старшего поколений. Требование непокрытой головы у мужчин сохранялось до недавнего времени как-то последовательнее.
Я лично припоминаю, как в мои школьные годы от мальчиков требовали немедленного снятия шапки прои входе в школьное здание, с зазевавшихся дежурные её чуть ли не силой срывали. Это, заметим, при том, что никакой явственноотрефлексированной "религиозной" подоплёки в этой практике не было. И что в 70-80-е годы "красный угол" в общественных зданиях подразумевал отнюдь не притвор или угол с иконами, а ленинскую комнату...
Даже не знаю, чем это рационализировалось. Кажется, просто говорилось: "Некрасиво, не принято, не положено..." Для меня при таких формулировках самое интересное всегда только начинается. Хочется же спросить: "А почему, собственно?"
Гораздо яснее выражалась на эту тема в Питере моя бабушка, которая на это говорила: "Ты что, татарин?" Как раз с семиотической, знаковой точки зрения, данно "объяснение" было исчерпывающим. Если "наш", значит "снимаешь шапку" в помещении (речь шла даже не о церковном помещении, но о любом). А "татарин" — не наш. Соответственно, поступает наоборот. Рефлексии тут и не должно быть. Просто "так принято", и всё.
Итак, я наблюдаю два взаимосвязанных, но в то же время как бы противонаправленных вектора развития знака. Для женщин в современном общественном сознании покрытие головы уже давно не является знаком "замужнего статуса" (как в раннехристианские времена или, к примеру, в Византии). Это просто знак, оборотившийся сам на себя —"женщина в церкви"! Знаком "мужчины в храме" являлась до недавнего прошлого его непокрытая голова. Но данное сознание, по крайней мере, в западных странах, во многом выхолащивается. Уже давно лишённый всякой богословской рационализации, "знак" прекращает своё существование даже с точки зрения пустой формальной оболочки. Для многих он уже не является тем, что "само собой"...
Если попытаться разбить наблюдения на две условные группы, обозначив их для простоты "католический Запад" (да есть ли он, собственно?..) и "нео-православная Россия" (тоже несколько странная идеологема...), могу заметить следующее, в отношении господствующих тенденций в эволюции знаковой системы. Мои выводы, конечно, весьма условны, и строятся вокруг конкретных наблюдений по поводу "покрытия головы" в церкви.
Для "Запада" с его секуляризацией общественного сознания характерно размывание чёткости "традиционной" знаковой системы. Мало что осталось "само собой" разумеющимся. Индивидуализация поведения "в церкви" касается здесь и женщин, и мужчин. Исконное социальное наполнение рассматриваемого знака, его богословская рационализация, а также даже и внешняя форма почти что канули в прошлое, остались, в лучшем случае, соображения индивидуально понимаемой "эстетики", в худшем — вообще никаких соображений.
В случае "России", возрождение "традиционной знаковой системы" происходит в ущерб конкретному исторически обусловленному, "социально-богословскому" наполнению материальной формы упомянутого знака. Нео-традиционалистское сознание никогда не будет спрашивать: "А почему?", так как ещё задолго до этого вопроса уже готов "ответ": "Потому [что так принято]".
Здесь все знают, что женщина должна покрывать в храме голову и ни в коем случае не заходить в него в брюках. Лучше — обёрнутой хоть в тюлевую занавеску, с любой тряпкой на голове: форма знака важнее содержания, а тем более соображений элементарной повседневной эстетики. То, что традиционно на христианском Востоке данное требование касалось только замужних жён, но никак не девиц, никого не интересует.
Если на "посткатолическом Западе" во многом характерно размывание границ "свой-чужой", по крайней мере в церковной области (эти грaницы просто переместились в другие сферы, которые я тут не затрагиваю), то в "России" устанавливаются всё более жёстко маркированные границы. Одним из таких маркеров является как раз "православие", понимаемое прежде всего не как "следование Христу", а как "фактор национальной идентичности" и т. п. "Правильная идеология", с одной стороны, и с другой — "правильное поведение" (в т. ч. в храме), рационализируемое в формуле "так было всегда".
Если продолжить указанные семиотические выводы и попробовать дать "как бы" богословские определения об общих тенденциях, можно в рабочем порядке назвать "западные" — секуляризацией/обмирщением, свёртыванием/закукливанием духа и его перерождением в нехристианские и парахристианские формы, разрушением иерархичности и обрядово-знаковой системы... "Российским" вектором духовного развития (в указанной строго очерченной области) будет тогда "языческая" трансформация христианства, обрядоверие, инструментализация христианства для вторичных (с точки зрения Евангелия) нужд: национального возрождения-единства, оформления государственнических идеологий и т.п.
Оба вектора, понимаемые как крайности, представляются мне нездоровыми и противоречащими духу Благой Вести. А началом выхода видится более внимательное отношение к своей "культурной памяти", с одной стороны: это как прививка против вируса беспамятного индифферентизма. С другой стороны, обычаи тоже порой необходимо подвергать критическому рассмотрению, в качестве заряда против языческого буквализма и окостенения формы. Вспоминается слово об убийственности "буквы" и животворности "духа".
Но на эти темы необходимо и дальше размышлять. Данные очерк представляет всего лишь несколько предварительных выводов, сделанных на основании конкретного наблюдения.