Давно уже мне приходится размышлять о переводах и о переводЕ с санскрита. Иначе говоря, о конкретных переводах и о теории перевода вообще. Чаще всего такие вопросы возникают во время моих приватных семинаров, когда разбираем с учениками как сложные схоластические тексты, написанные особым "шастрическим" (или комментаторским) стилем, так и не столь сложные шлоки, а также во время чтения или подрoбного разбора переводов тех или иных текстов другими коллегами.

Помню, как много лет назад, когда я впервые столкнулся с необходимостью переводить (а значит, и понимать) тексты по индийской философии, меня раздражали некоторые гораздо более "продвинутые" по сравнению со мной коллеги. Как правило, это были чрезвычайно трудолюбивые японские аспиранты или постдоки. Они приносили с собой на упражнение свои готовые, отшлифованные переводы, которые и зачитывали. И с ними уже соглашался (или же нет) преподаватель.

Я же нередко испытывал раздражение, поскольку часто не понимал, как получился тот или иной перевод. Проблема была, во-первых, в разном уровне студентов на некоторых курсах, но также и в том, что некоторым преподавателям было куда важнее обсудить философскую аргументацию как таковую, нежели продемонстрировть учащимся, как они пришли к пониманию тех или иных аргументов. Теперь, спустя многие годы, я ясно вижу, что некоторые из тех преподавателей были хорошими учёными, но как учителя санскрита никуда не годились.

Здесь я решил попытаться сформулировать некоторые свои мысли по поводу перевода с санскрита, в том порядке, в котором мысли эти будут возникать. Поэтому прошу так и относиться к этим запискам — как к запискам, а не к подобию научной публикации. Разумеется, если всё это вообще хоть кому-то интересно. Побуждением оформить свои интуиции или сображения в виде текста стала дискуссия с московской коллегой в ФБ по поводу перевода шлоки (см. прошлый пост о пепле).

Обратимся к одному месту из трактата по ньяе, "Ньяяманджари" Джаянтабхатты.
Сперва — заголовок абзаца, данный не автором трактата, а современным издателем майсорского текста Варадачарьей (стр. 35 майсорского издания 1969 г.):

sāmagryāḥ sādhakatamatvopapādanam.

Перед нами предложение, написанное номинальным стилем санскритских трактатов, в котором нет ни одного финитного глагола. Речь идёт об "изложении/объяснении" (upapādana-). Высказывание можно было бы для ясности дополнить вспомогательным глаголом "имеется, существует": °upapādanam asti/bhavati/vartate. Иначе говоря, мы имеем изложение или объяснение. Чего именно?

Человеку, знакомому с элементарной грамматикой санскрита, интуиция подсказывает, что композит — татпуруша, где передний член — в родительном падеже:

sādhakatamatva-upapādanam = sādhakatamatvasya upapādanam.

При чтении и интерпретации текстов на санскрите, особенно философских, сугубое внимание следует обращать на суффикс, обозначающий качество абстрактности: -tvam или -tā. Я обычно предпочитаю технически-вспомогательно переводить эти суффиксы следующим образом: "тот факт, что..." или "то, что...". Итак: sādhakatamatvam можно перевести как "тот факт, что (нечто) является sādhakatama".

Всякий человек, умеющий пользоваться санскритскими онлайн-словарями (например, Монье-Уилльямсом), найдёт, что такое sādhaka-. Однако дилетант, да ещё сугубо интересующийся практиками индуизма или йогой, сразу же подумает о том "садхаке", который сидит в позе медитации. На самом деле это ложная ассоциация. Существительное sādhaka- обозначает (согласно Монье): effective, accomplishing, fulfilling, completing, perfecting, finishing, то есть нечто, что завершает, способствует успеху или приводит к цели.

sādhaka-tama- — это нечто, что наилучшим образом (суффикс суперлатива -tama-) позволяет достигнуть цели. Чего не может знать начинающий студент-санскритолог, это то, что данное обозначение является цитатой из грамматической сутры Панини, объясняющей специфическую "караку" (фактор действия*), называемую "инструмент": sādhakatamaṃ karaṇam, "Инструмент/орудие — это то, что наилучшим образом ведёт к цели".
(* Для знающего латынь выражение “фактор действия“ может показаться тавтологией, но слово "фактор" в современных языках так далеко отошло от своей изначальной семантики, что приходится его специфицировать).

Одно-единственное санскритское слово sādhaka-tama-tvam следует понимать и достаточно точно переводить как: "то обстоятельство, что (нечто) наилучшим образом позволяет достигнуть цели". Что же именно? Это стоит в родительном падеже: sāmagryāḥ, от sāmagrī-, "совокупность". Чего невозможно знать без знания контекста дискуссии, затрагивающей крайне сложные темы теории познания и лингвистики, это то, что речь ведётся о "средстве познания" как таковом, которое Джаянта определяет как sāmagrī, то есть совокупность всех факторов, определяющих акт познания.

Итак, заголовок абзаца гласит: sāmagryāḥ sādhakatamatvopapādanam. Если давать один из возможных переводов, то он мог бы выглядеть следующим образом: "Объяснение того, что совокупность (всех факторов/условий познания) наиболее эффективна". Другой, более дословный и тяжеловесный, но также верный перевод мог бы, к примеру, гласить: "Изложение того факта, что совокупность (факторов/условий познания) наиболее эффективным образом приводит к цели". Более экономный вариант мог бы звучать: "Объяснение того, что совокупность наиболее эффективна". Термин "совокупность" я бы дал разрядкой или каким-либо специальным шрифтом, н перед тем объяснил, совокупность чего именно имеется в виду.

Ещё один перевод, вроде бы воспроизводящий номинальный (именной) стиль высказывания оригинала: "Объяснение максимальной эффективности совокупности" будет уже неверным вариантом. Почему же? В этом варианте фокус -- на "максимальной эффективности", какой она сущностно является, но в оригинале фокус лишь на том факте, что совокупность является наиболее эффективной. Именно такой нюанс придаёт высказыванию абстрактный суфффикс.

Одной из всегдашних проблем является вопрос о передаче тех или иных санскритских терминов: переводить или не переводить? Я знаю, что многие облегчают себе работу, не рискуя переводить, но лишь объясняя значение термина в сноске или примечании. Для несанскритистов такие переводы делаются совершенно нечитаемыми. Мне лично это не нравится, тем более что сам Джаянта даёт как минимум три или даже четыре синонима для слова "самагри".

Как видим, подробное объяснение всех нюансов, возникающих при переводе даже такого коротенького заголовка, занимает много времени, сил и текстового пространства. Без этих объяснений начинающему, незнакомому с "шастрическим стилем" санскритских текстов, будет непонятно, как у столь коpoткого текстика получился такой сравнительно объёмный перевод. Тем более, непонятными будут все эти лингвофилософские подразумевания (implications). Всё это не имеет ровно никакого отношение ни к каким мистикам и волшебным медитациям, но всего лишь к обширной сумме знаний, требующей многих лет и даже десятилетий для серьёзного усвоения — и всё равно будет мало!

Иначе говоря, умение самостоятельно и с толком читать философские (да впрочем, любые) шастры (санскритские тексты по традиционным системам знаний, "научные трактаты") требует многолетней усиленной подготовки с компетентными учителями. Это не та область знания, которой можно овладеть походя, по учебникам или грамматикам (есть единственный англоязычный учебник этого рода, годный для чтения поэтологических комментариев: скачать можно ЗДЕСЬ).

Как мы видим, в общем и целом трудности здесь двоякого плана, проистекающие из их лингвистического и нелинвистического характера. Не одного года требует привыкание к особому стилю санскритских шастрических трактатов и выработка оптимальных стратегий перевода типовых оборотов и понимания синтаксических конструкций. Кроме того, перевод и адекватное понимание какого-то конкретного текста требует знания немалого количества других текстов, с их проблемами, то есть, во вряд ли достижимом идеале, всего гипертекста научной или философской (/теологической) дискуссии, причём как в её синхронии, так и рекурсивной диахронии.

Также не премину в очередной раз заметить, что время от времени появляющаяся среди русскоязычных индологов идея о якобы антагонизме "филологического" и "философского" перевода санскритского философского текста представляется мне если не глупостью, то по крайней мере анахронизмом. Возможно, отзвуком того далёкого периода, когда первыми европейскими санскритологами были филологи-классики по своему базовому университетскому образованию. С другой же стороны, вспоминается Ф. И. Щербатской, переводивший трактаты буддийских мыслителей, используя терминологию Канта и неокантианства, и даже заставлявший этих мыслителей "беседовать" на какие-то темы гносеологии.

Либо же под "философским" (в пику "филологическому") понимается перевод, совершенно игнорирующий семантическую структуру высказывания, и являющийся вольным пересказом философских идей. Проблема здесь заключается в том, что такие вольные изложения, игнорирующие семантическую структуру, нередко ошибочны и в передаче аргументации.

………………………………………………………..
{ Продолжение следует}