"Почему Бог допустил пожар в Нотр-Дам?" По моим приватным наблюдениям, христиане теперь массово заняты набожными попытками назидательнoго чтения "замыслов Бога" и разгадыванием того, что они воспринимают в качестве ребуса, требующего непременно коллективного ответа и конкретных "оргвыводов", а то и подобия благочестивых соцобязaтельств.
Если посмотреть на известные нам всем истoрические факты, то можно заключить, что "Бог допускает" много чего другого, ещё более интересного, чтобы не сказать ужасного. И слезинки деточек, и их массовую жестокую гибель от болезней и голода, и уничтожение целых народов, и так всю дорогу. Не зря иные из религиозных традиций зовут не поддающемуся индивидуальному контролю Бога — "Бхайравой", "Ужасающим". Так что если уж и быть "верующим", надо понимать прежде всего это „totaliter aliter“ (на этот счёт есть даже статья в Википедии на немецком!), полную инаковость любым представлениям и ожиданиям Бога, в том числе и библейского, а не то, что всякая катастрофа — это прежде всего акт божественной педагогики мудрого седого старика, сидящего на облаках, и каковoй строгий акт каждый раз следует истолковывать, как соловьёвский Ходжа Насреддин истолковывал махание хвостом и шевеление ушами своего ишака. Увы, я боюсь, что для большинства "верующих" образ Бога какой угодно религии именно таков, то есть максимально антропоморфен. Каждый видит в нём самого себя, пусть и скрытые свои черты, страхи или надежды.
Про сознательных, а ещё более "убеждённых" атеистов я речь здесь не веду и к ним даже не рискую обращаться, но не потому, что они хоть чем-то "хуже верующих", а потому, что для них любые подобные рассуждения будут непрерывным раздражающим зудом, в случае которого их лелеемая "рациональность" по совершенно иррациoнальным причинам обычно начисто отказывает, оказываясь маской и уступая место или явной, плохо контролируемой ярости, или растерянности, замаскированной презрительной насмешкой. Sapienti sat.
Альтернaтива анагогическому или нравственному толкованию происшествий, то есть "извлечению урока": воспринимать такие вещи просто как знак, как омэн. Гм, "просто" ли это? Это очень древний, архаичный подход, намного древнее любого рода рационального теологизирования, и тем более морализирования. Каким знаком и знаком чего именно будет то или иное душевно потрясшее происшествие, каждый воспримет, исходя из собственного душевного устроения и природной предрасположенности (svabhāvataḥ). Для меня лично, к примеру, это знак того же уровня, что и знаменитая молния, ударвшая в купол Собора св. Петра в день отречения Папы Бенедикта. Очень плохой знак, предвещающий — выражаясь метафорически — сгущение тьмы и неизмеримые несчастья.
Из предощущения бедствий нельзя извлечь никаких рациональных уроков, кроме того, чтобы попытаться быть к этим катастрофам готовыми, чтобы оне не захватили совсем уж врасплох и не уничтожили, не смелИ душевно. Именно так я и понимаю "знаки времени": как символические события, которые совершенно невозможно идеологизировать, извлекая максимальную духовную и политическую прибыль, и конвертируя их в валюту власти (политических партий, клира и т. п.). Боюсь, что в этом моё понимание коренным образом отличается от стандартного понимания наших церковных котов Леопольдов, толкующих как "знаки времени" любую тиражируемую в данный момент СМИ моду.
Попытка увидеть или истолковать событие как "знак для Европы" — из той же категории, как и скоропалительные высказывания патрирха Кирилла Гундяева по поводу любого локального несчастья или трагедии в России или в Украине, в духе "божественной педагогики на злобу дня". Такие интерпретации всегда будут зависеть от имплицитной идеологии толковников. Для одних это будет "предупреждение «безбожной Европе» о необходимости ВСЕМ покаяться и, как положено, ходить по воскресеньям в церковь". Для других, с противоположной части политического спектра, это будет означать, что Бог „недоволен“, что жестоковыйные европейские фашисты-бюргеры, и купаясь при этом в метафизической "колбасе" (как ещё с советских времён принято измерять в России уровень бытового достатка), несущие ответственность за все несчастья мира, принимают слишком мало "беженцев", не очень им рады, а также слишком мало делают для спасения Климата.
Есть и ещё одна возможность. Понимать и тихо "переваривать" внутренне, как крайне неудобный факт, ставящий в тупик и сбивающий с толку, что каждое такое событие обращено всегда и прежде всего — НЕ к Церкви, не к НАМ всем, не к НИМ, другим, негодяям и врагам, не к народам, племенам, языкам и тем более не к континентам, странам, партиям и конфессиям, но только и единственно — ко мне одному! Сделаю ли я сам из всего этого вывод, действительный лишь для одного меня, побуждающий меня самого измениться и действовать согласно этому новому пониманию? Это единственный, по-настоящему интересный вопрос. The only question that matters. Задавать его себе, да к тому же на Страстной седмице, в порядке индивидуальной самoпроверки… — да, пожалуй, это имеет смысл. Не потому, что говорящие головы в телевизоре или на церковном амвоне меня к этому обязывают. А потому, что я это делать — могу. Но о результатах никто и никогда не узнает.