"У святого Фомы есть то, чего почти никогда нет во всеобъемлющих системах, созданных после него. Он строит дом, они проверяют леса, сетуют на непрочный кирпич, непрестанно спорят, можно ли создать сами орудия. Он обогнал их, ушёл далеко верёд. Мало сказать, что он обогнал свой век, — он обогнал и наш, ибо перебросил мост через бездну, нашёл целый мир на том берегу и начал там строить.
Почти все нынешние философии — не философии даже, а сомнения: философ прикидывает так и сяк, можно ли философствовать. Если мы примем реальность, как Аквинат, выводы тоже будут реальны — будут делами, а не словами. В отличие от Канта и многих гегельянцев, он не сомневается в сомнении, не верит в веру — он верит в факт. Отсюда óн может идти вперёд, делать выводы, что-то решать, словно строит город или творит суд. С его времён ни один мыслитель не поверил реальности, даже чувствам своим не поверил, и потому не обрёл той силы, которая помогала бы вынести груз решительных выводов.
…Нетрудно догадаться, что именно этот философ не просто касается социальных проблем, — он крепко держит их...
Он верил в широту кругозора, в равновесие и в спор... Он действительно предпочитал решения, которые родились в споре, а не по велению деспота. Как все его единоверцы и современники, он полагал, что власть должна быть властной, но не терпел произвола. Он не так стремился к империи, как Данте, и даже его преданность папству меньше связана с тягой к империи.
Он очень любил говорить, что город создаётся из свободных людей, и настойчиво учил, что закон незаконен, если он несправедлив.
О многих схоластах можно сказать, что они взяли у схоластики самое плохое и сделали его ещё хуже... Они были скучны, сухи, лишали веру тайны. В ранней схоластике многое кажется нам дотошным крохоборством, но есть в ней и ощущение свободы, особенно свободы выбора. Нам смешны рассуждения о том, что стало бы с каждым растением, зверем и ангелом, если бы Ева отказалась от яблока, но это трогает нас, ибо предполагает выбор. Поздние схоласты переняли такой детективный метод, но лишились удивления и ужаса, без которых нет детектива. Мир наводнили фолианты, логично доказывающие тысячи вещей, ведомых только Богу. Они развили всё, что было бесплодного в схоластике, и оставили нам развивать всё плодотворное в томизме".
Г. К. Честертон, Вечный человек (перевод Н. Л. Трауберг, Л. Б. Сумм)
